Поскольку под удар рейдеров попадают многие аграрии: селяне-паевики лишаются права на свое усмотрение подбирать арендаторов, а значит — самостоятельно распоряжаться землей, а у землепользователей, засевающих арендуемые нивы, нет уверенности, что они смогут собрать с них урожай.

Аренда: на разных “полюсах”

Вовсе не случайно рейдерство в последнее время столь широко распространилось в АПК, где проводится ускоренная подготовка к запуску рынка земли. Причем эта крайне опасная для экономики тенденция обострилась после принятия дополнительных мер, которые должны были усовершенствовать земельные отношения, усилить госучет и контроль над движением сельхозземли между субъектами хозяйствования. Однако порядка после принятия этих мер не стало больше, скорее, наоборот.

В преддверии готовящейся отмены моратория на куплю-продажу сельхозземель число спорных полей и массивов, на которые претендуют по два и больше землепользователей, стремительно возрастает. Доходит до прямых грабежей и силовых противостояний. Нечистые на руку регистраторы, получившие доступ к Единому Государственному реестру сельхозземель и возможность переписывать права землепользования на кого угодно, существенно дополнили коррупционную составляющую давно погрязшего в скандалах основного земельного ведомства — Госгеокадастра.

Созданные центральными органами власти рабочие группы, как и областные и районные штабы в регионах, наиболее подверженных земельному рейдерству, сумели разве что сбить пламя разгорающихся пожаров, на время удалить внешние признаки беды. Но проблемы рейдерства остались. И оказались гораздо глубже досужих представлений о них. Комиссии и штабы “утрясают” конфликты в основном между землепользователями, а истоки недоразумений сложнее, они напрямую касаются селян-паевиков, которые как-никак, но формально являются собственниками земель, где, собственно, и совершается произвол.

Но при принятии решений их интересы не учитываются, а это только укрепляет коллизии, способствующие рейдерству. Если чиновники лишают мелких собственников права самостоятельно распоряжаться своей землей, привлекать к хозяйствованию на ней тех, кому доверяют, а не тех, кого навязывают “сверху”, то такое добровольно-принудительное заключение арендных договоров не может быть действительным. Вот и решаются “зависшие” вопросы собственности с применением грубой силы.

Соперничество, доходящее до рейдерских захватов, как правило, происходит между землепользователями, находящимися в разных условиях. Арендаторы со стажем стремятся до предполагаемого запуска рынка укрепить свои землевладения, заключить договора на длительный срок. Они, имея объекты для приложения капитала, настороженно и даже враждебно относятся к быстро “размножающимся” потенциальным соперникам новой волны, которые проявляют интерес к уже “застолбленным” земельным массивам. Эксперты полагают, что от такого соперничества, если оно происходит в рамках закона и установленных правил, арендодатели могут выиграть.

Новые землепользователи, как правило, выражают готовность несколько повысить арендную плату, что для беднеющих селян, наделенных весьма иллюзорной собственностью на землю, весьма привлекательно. И даже если претендентам не удается добиться своего, селяне обычно не остаются внакладе. Действующие арендаторы, почувствовав реальную конкуренцию, соглашаются на некоторые улучшения условий аренды.

На другом полюсе арендных взаимоотношений ситуация иная. Арендаторам, как действующим, так и потенциальным, есть за что сражаться, не останавливаясь даже перед нарушениями закона. Они приобретают по крайне низким арендным ставкам право пользования землей — основным средством сельхозпроизводства. Таким образом, фундамент для ведения агробизнеса закладывается без особых расходов. Что касается затрат на оборотные средства, то открыты все возможности для их многократного сокращения. Можно (что большинство арендатором и делает), не считаясь с потребностями сельских жителей в рабочих местах, избавиться от хлопотного и низкорентабельного животноводства и других сложных трудоемких отраслей и заняться простым, но доходным возделыванием всего нескольких сельхозкультур, ориентированных на экспорт.

Еще одна активно применяемая статья сокращения расходов — избавление от социальной составляющей, в т. ч. от вложений в развитие сельских территорий. При таком “урезании” хозяйственного комплекса бизнес в отдельно взятом растениеводстве дает довольно высокую рентабельность. Оборот капитала в растениеводстве осуществляется в несколько раз быстрее, чем в других, более трудоемких отраслях. Ясно, что при возможности ведения такого “урезанного” хозяйствования “битвы” за аренду полудармовой сельхозземли будут только разрастаться, и никакие комиссии или оперативные штабы при нынешней системе хозяйствования их не остановят.

От монополистов — к латифундистам

Очень соблазнительно в стране, в которой капиталу трудно найти применение, кроме как в сельском хозяйстве, захватить у неорганизованных, зачастую престарелых селян землю и таким образом не только получить возможность вести доходный агробизнес, но и создать надежный плацдарм для приобретения арендных участков в частную собственность. Ведь никто не отменял одно из явно лоббистских положений закона об аренде сельхозземли, дающее приоритетное право приобретения земельного участка тому субъекту, который его арендует. Даже в условиях действия моратория сельхозземля движется, консолидируясь во все более крупные массивы.

Председатель комитета аграрного и земельного права Ассоциации адвокатов Украины Виктор Кобылянский в интервью ZN.UA утверждает, что “большинство селян (селяне-паевики. — Ред.) на самом деле не стали полноценными собственниками земли… Запретив им свободно распоряжаться собственностью, государство в какой-то мере закрепостило их. Ведь земельный участок — товар специфический, его нельзя перенести в другую область иди в соседний район, чтобы передать в аренду на более выгодных условиях. Поэтому селяне вынуждены сдавать землю в аренду местным производителям, часто — локальным монополистам”.

К сказанному следует добавить, что монополизм лишь усилился после того, как многие его носители, одни — из-за нехватки оборотных средств, другие — из-за чрезмерного желания быстро обогатиться, стали бойко торговать корпоративными правами, передавая агрохолдингам разрушенные хозяйственные структуры… вместе с арендуемыми у селян сельхозземлями. И хотя главной ценностью таких продаж является земля селян-паевиков, никто их не спрашивает, да и закон прямо не требует согласия собственников на такие операции. “Корпоративные” захваты земли не считаются нарушением закона. Тревогу о происходящих рейдерских насилиях забили лишь тогда, когда угроза потери бизнеса с использованием селянской земли нависла и над связанными с властью структурами.

А ведь изменить ситуацию несложно. Надо, наконец, привлечь к подготовке и проведению сделок селян-паевиков или их представителей. И вместо ныне широко распространенной тайной бухгалтерии провести открытые аукционы, в которых могут принять участие как действующие арендаторы, так и претендующие на то, чтобы сменить их. Такая гласная конкуренция уничтожит рейдерство. Тем более что практика аукционов уже отработана, определена и минимальная арендная плата, которая не может составлять менее 8% от нормативной оценки земли.

Такие аукционы уже проходят, и за особо ценные земельные участки арендаторам приходится платить в 2—3 раза дороже от первоначальной стоимости. Но все это — как унормированная фиксация минимальной арендной платы, так и требование проведения публичных аукционов, — касается только госземель. А стоимость селянских паев, по лицемерным рекомендациям властей, определяется “свободными переговорами между сторонами арендных отношений”. У кого будет перевес в такого рода переговорах: у крупных структур, имеющих мощные юрслужбы и лоббистов во многих органах власти, — или у отдельных бабушек и дедушек из сельской провинции? Ответ на этот вопрос сомнений не вызывает.

Уроки 90-х

Если непомерно затянувшаяся земельная реформа потерпит провал, то это произойдет… не впервые. Напомним: первые шаги по разгосударствлению сельхозземли были сделаны более четверти века назад, еще до ее распаевания. При тогдашних подходах такой процедуры и не потребовалось бы. Еще в конце 1991 г. была разработана концепция приватизации предприятий, земли и жилфонда. Весной 1992 г. ВР приняла Закон “О приватизационных бумагах”, который определил порядок бесплатного приобретения права на сельхозземлю. Тогдашнюю приватизацию решено было проводить пакетом госсобственности, в котором, наряду с промышленными предприятиями, фигурировали жилой фонд и земля.

В приватизации земли в виде получения земельных бонов должны были принять участие не только селяне, но и городские жители. Но осуществление благих намерений по наделению украинцев частью госсобственности пошло по ухабистому пути. Самые серьезные препятствия, сохранившиеся и поныне, выпали на долю наиболее ценного невозобновляемого ресурса. Если после приватизации жилфонда жители городов и поселков все-таки получили в собственность квартиры и дома, в которых жили, то от т. н. “сертификатной” приватизации промышленности общество получило один вред — госсобственность перешла в руки немногих, а в распоряжении большинства остались ничего не стоящие бумажки.

Вместо конкурентного рынка воцарились монополизм и олигократия. Но наихудшая история произошла с землей. Документы, решения были подготовлены, но процесс приватизации так и не начался. Даже в виде имитации. Было сделано все, чтобы принятый закон, решения правительства, нормативные акты Центрального банка и Фонда госимущества были поскорее забыты. О том, что земля должна была быть бесплатно распределена в виде бонов среди всего населения страны, никто из нынешних реформаторов-приватизаторов и не вспомнит.

Нынешние действия передового отряда землепользователей — агрохолдингов, как давно укрепившихся, так и вновь создаваемых, спешно скупающих под видом корпоративных торгов сельхозземли через посредничество “локальных монополистов”, уж очень напоминает манипуляции, посредством которых “избранные” в лихие 90-е прибирали к рукам заводы, фабрики. Тогда Украина потеряла свой высокий промышленный потенциал. Сейчас на карту поставлен еще более ценный ресурс — земля.

Не только горожане были лишены права бесплатно получить землю, участвовать в предполагаемом рынке. Даже не все сельские жители получили доступ к ценному ресурсу. Право приватизировать сельхозземлю в виде паевых наделов было предоставлено только тем, кто работал на разгосударствляемых сельхозпредприятиях и вышел на пенсию. Сельская интеллигенция — учителя, медики, служащие сельских учреждений — остались за бортом такой избирательной приватизации.

Этот фактор, в сочетании с тем, что большая часть руководителей и главных специалистов стали учредителями новосозданных ЧП, а наиболее молодые и креативные селяне-паевики вывели свои наделы из общей массы и стали хозяйствовать самостоятельно, привел к ослаблению сословия селян-паевиков. Ныне его представляют в основном люди пенсионного возраста, которые по состоянию здоровья и уровню образования не в состоянии защитить ни себя, ни переданную им в собственность землю.

Господствующему классу оказалось чрезвычайно выгодно и перспективно формально передать наиболее ценный ресурс в распоряжение наиболее бедного и беззащитного слоя сельского населения, хорошо понимая, что это надежный способ не выпускать ресурс из своих рук, распоряжаться им через чиновников земельно-регистрационных ведомств как заблагорассудится. Все бы ничего, но отторжение от собственности на землю преобладающего числа жителей страны, бесправие чисто формально получивших наделы селян-паевиков привело ко многим бедам, в т. ч. к рейдерству, разгул которого вовсе не случайно совпал с усилением активности латифундий.

Они стремятся успеть сконсолидировать крупные массивы земли, и сделать это как можно быстрее, чтобы селяне не прозрели, не поняли, какие ценности были у них в руках и которыми многим так и не дали воспользоваться. Скрывать это, когда, вопреки всему, прозрение наступает (появились семейные фермы, выросшие из единоличных хозяйств, а госземли, благодаря применению публичных аукционов, сдаются в аренду в несколько раз дороже, чем селянские) становится все сложнее.