Они сделали все, чтобы на этой земле осталось в живых как можно больше идеалистов и мечтателей.

Это было пять лет назад. Время, когда взрослые люди, как дети, верили, что они могут все. И реальность прогибалась под этой верой. Небольшой группой людей выстоять ночь под натиском спецназа. Возможно? Оказалось, что да. Прорваться автобусами в Киев, когда дороги перекрыты. Возможно? Опять да. Найти без денег нужные лекарства. Возможно? Да. Организовать подпольный госпиталь, в котором раненых будут тайно оперировать хирурги в свободное от официальной работы время. Возможно? Возможно. Это было настолько невероятно, что, казалось бы, можно даже подниматься вверх по Институтской под пулями и выжить. Но нет. Нет, к сожалению.

Этот текст издания LB.ua к годовщине тех событий посвящен спасателям, которые сделали все, чтобы на этой земле осталось в живых как можно больше идеалистов и мечтателей. Но до сих пор думают о том, могли ли сделать еще больше.

Подсвечники

30 ноября 2013 года со мной произошло то, что, видимо, и со всеми. Я проснулась и увидела, что  случилось на Майдане ночью. Вместе с подругой мы захватили некоторые продукты и поехали в центр, – говорит врач-педиатр Екатерина Корнийко. Екатерина является одной из самых известных волонтерок Майдана, она также стала героиней фильма “Зима у вогні”.

На Михайловской площади на тот момент было уже очень много людей.

В соборе у иконы Святой Варвары висел маленький клочок бумаги, на котором было написано: “Медпункт”. Я подошла, там было всего два человека – девочка и мальчик. Я подошла к ним, предложила помощь, таким было наше начало. – вспоминает Екатерина. – Девочка оказалась студенткой Медицинского университета Анной Волоховой, с которой мы прошли весь Майдан вместе до конца. Также там были Виталий Василенко и Александр Пивоваров. Вместе мы создали маленькую организацию – Михайловские медики. Не знаю, были ли мы первой организацией медиков-волонтеров на Майдане, – возможно. Медслужба Майдана в Доме профсоюзов появилась позже, и мы были от них немножко отдельно.

Сначала эмблемой организации был красный крест на белом фоне, потом к нему добавили маленькую свечку – чтобы не дублировать эмблему Общества Красного Креста. “Тарас Логинов называл нас подсвечниками”, – вспоминает Екатерина.

Екатерина Корнийко с одним из раненых на Банковой 1 декабря 2013 года. Екатерина говорит, что даже не может вспомнить, откуда у нее на лице взялась стеклянная маска. Фото: Katya Tomasello Korniyko

Тарас Логгинов

Тарас Логгинов является волонтером Общества Красного Креста Украины с 95-го года. Во время Майдана он стал командиром отряда первой помощи (того же Красного Креста). Также он является основателем “Компаса” – это легендарная киевская молодежная организация, которая проводит детские лагеря, походы и тренинги по выживанию и другим важным навыкам, которые должен получить хороший человек. Он участвовал в поисковых работах после землетрясения в Армении в 1988 году. По образованию Тарас – инженер лесного хозяйства.

“Майдан для меня начался с того, что мои родные надо мной смеялись: “Папа параноик, готовится к войне”. Ну а потом началось – папа, дай каску, папа, дай жилетку”, – смеется Тарас.

Тарас Логгинов. Фото: Макс Требухов

Его участие в Майдане как волонтера домедицинской помощи началось 1 декабря: “Мы все вместе пошли на демонстрацию – семья, друзья, соседи. Я взял с собой все, что у меня было – две жилетки, каску, рюкзак-аптечку. И все это пригодилось по полной программе”, – говорит Логгинов.

1 декабря

Плотная завеса слезоточивого газа, через которую проступают силуэты “беркутов”, которые внезапно пошли в атаку и бросились бить каждого встречного – кто был 1 декабря на Банковой, не забудет этой картины. Теперь мы знаем, что это был отряд харьковского “Беркута” под руководством Владислава Лукаша. В качестве пострадавших по этому делу проходит 67 человек, на самом деле их было больше сотни.

Мы шли с Майдана по Институтской, когда увидели, что на Банковой происходит какой-то движняк. Сунули туда свои пятаки. Поняли, что надо оставаться, – вспоминает Логгинов.

На Банковой вместе с ним было около десяти волонтеров: “Это мои соседи, мои знакомые, дети, друзья моих детей. Все свои “компасовцы”. Они увидели, что на ступеньках одного из домов (это была Банковая, 3), медики оказывают людям помощь.

Тарас Логгинов на Банковой. Фото: Макс Требухов

– Мы подошли и спросили: “А вы кто?”. Они ответили: “Мы врачи”, – вспоминает Тарас. – Мы ответили: “Очень хорошо, мы вам будем поднимать раненых, вы – оказывать помощь, а потом мы – относить их к скорым”.

Так они познакомились с Екатериной Корнийко и ее коллегами.

У нас сформировалась суперовая команда. Ребята из Красного Креста взяли на себя эвакуацию, заводили и выводили людей, – рассказывает Корнийко.

Вместе с ней был еще один врач – Александр Кондратюк, который потом погиб на войне (20 января 2015 года возле Донецкого аэропорта. До войны он был врачом-педиатром, на войне – начмедом батальона. На момент гибели Александру было 32 года).

Затем “Беркут” подошел слишком близко, и медики начали отступать.

Парень, который открыл дверь, и флаг из простыни

– Когда пошел газ, к нам бежали люди, но из помощи у нас была только вода, которой мы могли промывать глаза, – вспоминает Екатерина Корнийко. – Эту воду нам выносил парень, который  держал в этом подъезде хостел. В какой-то момент “Беркут” пошел в атаку – это было ужасно, нас не трогали, но избили коллег с другой стороны Дома писателей. Этот парень, который выносил нам воду, открыл подъезд, и мы переместились туда.

Тарас Логгинов также вспоминает этот момент:

– Какой-то парень открыл нам свой подъезд. Мы успели затащить туда раненых, в том числе двух журналистов и деда с авоськой, в которой лежали пакет кефира и булочка. Он шел из магазина, увидел толпу и решил посмотреть, что происходит. Ему пробили голову.

Фото: facebook / Katya Tomasello Korniyko

Екатерина рассказывает, что у нее остались фотографии этого подъезда – кровавые стены с кусками бинтов.

Логинов вспоминает, что этот же парень, который открыл подъезд, затем вынес волонтерам большую пачку ваты и кастрюльку с водой теплой, чтобы промывать раны.

А потом еще вынес простыню. Мы красным скотчем сделали на ней крест и вывесили ее, как флаг.

Парень, который пустил спасателей и пострадавших в подъезд своего дома на Банковой. Фото: Макс Требухов

Пострадавшие на Банковой

– Был один бомж, который с маниакальным упорством лез к ментам, они его лупашили, он падал, мы его оттаскивали к скорой, а он сбегал и снова шел на “Беркут”. Выяснилось, у него шапочка где-то потерялась, – вспоминает Логинов.

К нам прибежала девушка, у которой в ноге застряли маленькие шрапнельки, прорезав джинсы. Нога кровоточит, а девочка молится: “Не режьте джинсы, пожалуйста, меня мама убьет”, – рассказывает Екатерина.

– “Беркут” остановился у Институтской – идти дальше было невозможно, потому что на Институтской все, кто мог, или ковыряли камни, или передавали их, или бросали – от камней не было видно неба. Мы оттягивали всех раненых за дом на углу Банковой и Институтской, и оттуда их уже забирала скорая. Вот так мы работали 1 декабря, – рассказывает Логгинов. – Где-то до 20 часов.

Мотохелп

Логинов вспоминает, что 1 декабря они также впервые встретились с Мотохелп – это волонтерская организация, которая в мирное время помогает водителям двухколёсного и не только транспорта, а во время Майдана также оказывала первую помощь всем пострадавшим. Несколько волонтеров Мотохелп вышли на Майдан как спасатели сразу после разгона Майдана 30 февраля.

Основная команда – 8 человек – вышли после избиения на Банковой, – рассказывает председатель Мотохелп Дмитрий Буренин. – У нас был выбор: идти как спасатели или идти как участники акций протеста. Мы решили, что с нас будет больше пользы, если мы пойдем как команда спасателей. У нас был опыт предоставления помощи при ДТП – как волонтеры мы работаем уже двенадцатый год. Были правильные аптечки, даже радиосвязь и рации. Психологически тоже были немного подготовлены. Конечно, не к тому, что было 18-19 февраля … Но погибших и раненых мы до Майдана видели много.

Мотохелп оказывает помощь пострадавшим. Фото: motohelp.ua

Также 1 декабря на Банковой познакомились между собой Тарас Логинов и Евгений Найштетик (который чуть позже создаст первый подпольный госпиталь для майдановцев), и оба познакомились с Геннадием Друзенко, который в тот день залез на трактор, которым протестующие на Банковой пытались давить на шеренгу бойцов ВВ.

Командир Красного Креста

2-го декабря меня вызвал президент (не Янукович, а президент Общества Красного Креста Украины Иван Усиченко – LB.ua) и спросил, видел ли я, как на трактор (речь идет о том самом тракторе – LB.ua) залезали люди с красными крестами на одежде. Я сказал, что видел, – вспоминает Тарас. – Он спросил меня: можешь сделать, чтобы больше такого не было? Я ответил, что не знаю, как. Он сказал: хочешь – возглавь, хочешь – прекрати. Но сделай так, чтобы символика Красного Креста более неправомерно не использовалась.

К концу недели в распоряжении Тараса было около 40-50 волонтеров, а сам он стал командиром отряда первой помощи Общества Красного Креста Украины, куда впоследствии также вошли и Мотохелп и Волонтеры-Медики (организация, в которую выросли Михайловские медики).

На тот момент, кроме Красного Креста, Мотохелпа и Волонтеров-Медиков, на Майдане работали также отдельные медики, которые приходили и помогали, когда имели такую возможность. Позже появилась Мальтийская служба помощи, но она занимались только едой. Начинала формироваться Медицинская Служба Майдана.

Фото: Макс Требухов

Михайловский монастырь

Мы с коллегами решили остаться работать в Михайловском монастыре, – говорит Екатерина Корнийко. – Церковь предоставила нам свое внутреннее помещение. Нас было четверо врачей плюс большое количество людей, которые приходили и говорили: мы хотим волонтерить.

Екатерина рассказывает, что люди приносили, кто что мог – от касок до лекарств: “Помню, заходит бабулечка, лет 70-80, открывает такой старенький кошелек на застежке, а там таблеточки лежат – валидол, анальгин, и все по несколько штук, и упаковки нет. То есть, это ее лекарства. Я начинаю плакать, говорю, не надо, у вас же последние, но она просит: пожалуйста, возьмите, это же кому-то понадобится, ну что я еще могу дать? Только сделайте что-нибудь, чтобы изменить тот бардак, в котором мы живем”.

Постепенно медпункт наполнялся медикаментами, бинтами, появились ящики для лекарств, а потом даже стеллажи. Волонтеры-медики дежурили группами минимум по трое, координировались с Логиновым.

Появление Медицинской службы Майдана

Когда у Майдана появились лидеры – если можно так назвать трио политиков, объявивших о наличии у них плана действий – была сформирована и официальная медицинская служба Майдана. Возглавил медслужбу Майдана Олег Мусий.

В принципе, это было правильно, что решили навести порядок и закрутить гайки. Они (Олег Мусий и его команда – LB.ua) сказали: “Мы не знаем, кто там приходит в качестве медика-добровольца, и как он оказывает медицинскую помощь, и какие могут быть последствия. Поэтому дальше это все бесконтрольно происходить не будет”. И они выгнали всех волонтеров-медиков с Майдана, – рассказывает Логинов. – Сказали, что остаются только они – Медицинская служба Майдана, Красный Крест и Мальтийская служба.

Медслужба объединила много замечательных волонтеров, которые оказали помощь майдановцам в течение следующих месяцев. Однако не у всех сложились отношения с руководством Службы.

Екатерина Корнийко рассказывает, что у Волонтеров-Медиков начали возникать конфликты с Домом профсоюзов: “Например, пошли наши ребята на дежурство, вышли какие-то люди из Профсоюзов и сказали отдать им наши ящики с медикаментами. А наши волонтеры взяли и отдали – это же Майдан, все свои. Все это было не очень понятно. Вообще в профсоюзах работало очень много хороших людей, классных медиков, волонтеров, проблема была только в каком-то костячке под эгидой Мусия, которые реально приносили хлопоты”.

Фото: Макс Требухов

Конфликт с Профсоюзами

Неподконтрольных официальной медицине Майдана медиков решили выгнать именно тогда, когда они на сцене Майдана получили награды от Всеукраинского совета защиты прав пациентов за помощь людям на Банковой. Награды тогда получили 9 человек из Красного Креста, и 9 – из “Волонтеров-Медиков”, в том числе Екатерина Корнийко. Представитель медслужбы Майдана подбежал и начал кричать, что эти медики ненастоящие – ряженые и провокаторы. Затем он начал требовать, чтобы все “Волонтеры-медики” оставили периметр Майдана.

Это было очень неприятно, – вспоминает Корнийко. – Я не знаю, как бы я отреагировала, но тут вдруг ребята из Красного Креста меня хватают, начинают подбрасывать на руках и кричать: “Катя! Катя!”. Тарас предложил: вы и так работаете с нами, давайте к нам.

Накануне “Волонтеров-Медиков” попросили уйти из Михайловского монастыря: “Пришел настоятель и сказал, что у нас есть 24 часа на то, чтобы освободить помещение. У меня шок: что случилось? Он говорит: “Был звонок, я подвластный человек, мне очень жаль”, – рассказывает Екатерина.

Эти ребята, которые были в “Профсоюзе”, считали себя новой властью и занимались тем, что формировали вертикаль, – комментирует Евгений Найштетик, который на тот момент был вице-президентом Всеукраинского Совета защиты прав пациентов. Его в тот день также выгнали за периметр Майдана – и делал это лично сотник и владелец издательства “Наш Формат” Владислав Кириченко – так они познакомились, а впоследствии даже подружились и делали совместные проекты.

Медпункты и медпунктики

Все лекарства и оборудование из Михайловского “Волонтеры-медики” забрали в Красный Крест. “В нашу организацию также вошла часть волонтеров-медиков – Стас Жмутский, Бодя Затула, Катя Корнийко, – рассказывает Тарас Логинов. – Другие ушли в другие подразделения или вообще ушли, по-разному. Появились различные медпункты и медпунктики”.

На тот момент медпункты были: в Доме профсоюзов, за сценой в палатке, в “Глобусе” под мостом на Институтской, в Октябрьском дворце, в КГГА – все эти медпункты подчинялись Медицинской службе Майдана. Также был пункт на Костельной. Позже появился медпункт в Украинском доме.

На улице Грушевского медпункт находился в Институте Истории НАН Украины. Но когда началось противостояние, “Беркут” забросал этот медпункт гранатами. Тогда Красный Крест “попросился” в Парламентскую библиотеку напротив.

Тарас Логгинов вспоминает, что больше всего руководство библиотеки волновалось за свои ковры. Фото: Макс Требухов

Медпункт в парламентской библиотеке

Это было довольно смешно, – вспоминает волонтер Красного креста Александр Черныш. – Сначала мы расположились на ступеньках. Потому что библиотека была закрыта. У нас с собой была вода в пластиковых бутылках – для того, чтобы промывать глаза и раны. Один из наших волонтеров говорит охраннику: можно мы тут бутылочки у вас поставим? Чтобы вода в них не замерзла. – Так слово за словом, он – это был Костя “Кук” – вставил ногу в дверь и уговорил охранника нас пустить. Сначала выделили нам место с краю. Затем весь первый этаж … В результате там была очень сильная точка помощи – даже было несколько операционных столов и работали профессиональные медики, которые помогали тем, кому можно было помочь на месте.

Сам Александр Черныш по профессии – айтишник, на Майдан пришел, как и большинство героев нашего текста, 30-го ноября. “У меня не было никакого конкретного плана, я просто пришел на Михайловскую площадь. По дороге купил коробку “сникерсов”, чтобы как-то людей поддержать. Ничего лучшего или светлого в голову мне тогда не пришло”, – говорит Черныш.

Александр Черныш (слева). Фото: Макс Требухов

С Тарасом Логиновым он знаком давно – уже 25 лет – по “Компасу”. “Я сказал, чтобы звонили, если потребуется помощь, – вспоминает Александр. – Первая помощь – это действительно такой довольно простой набор манипуляций. Не так сложно остановить кровотечение. Но когда пострадавших много, сложно понять, кому первому необходимо оказать помощь. Когда ты видишь, что у человека очень быстро выливается кровь – это стресс. А когда таких людей много … Кто-то может в такой ситуации запаниковать, а кто-то нет. И это не зависит от того, хороший ты человек или плохой, это зависит только от типа нервной системы”.

Крещение огнем

19 января (2014) мы вынесли отсюда около 50 раненых, – вспоминает Логинов, стоя посреди улицы Грушевского – там, где когда-то были баррикада и катапульта, во что сегодня уже довольно трудно поверить. – Ранения были разные: резиновая пуля в глазу, резиновая пуля в щеке, оторванная кисть руки. Ранения осколками – даже когда светошумовая граната разрывается, пластиковые обломки могут нанести увечья. И в ней в принципе достаточно порохового заряда, чтобы оторвать руку, например, если в момент взрыва ты держишь ее в руке. Затем еще к этим гранатам милиционеры начали приматывать скотчем шурупы.

Логинов рассказывает, что его волонтеры выносили к скорой Романа Сеника (одного из героев Небесной сотни, получившего смертельное ранение 22-го января на улице Грушевского – LB.ua): “Хотя трудно утверждать это однозначно, ведь имя в такой ситуации не спросишь, особенно когда человек без сознания”.

В какой-то момент стало известно, что раненых затем арестовывают в больницах. Женя Найштетик и другие ребята начали организовывать подпольные госпитали. У нас были их телефоны, и часть людей мы отправляли туда. Тех, кто был в очень тяжелом состоянии, – конечно, в государственные больницы, там у них было больше шансов выжить, – говорит Логгинов.

Подпольные госпитали

В середине декабря был приказ от КГГА – всем стационарам и приемным отделениям сообщать о том, сколько у них есть раненых майдановцев, чтобы в дальнейшем применять к ним репрессии. Многих забирали из больницы, даже не предоставив им помощи. Это и стало триггером для создания неформальных больниц, – рассказывает Евгений Найштетик.

Ему позвонил Владимир Курпита, который от общих знакомых узнал о планах Евгения. Курпита тогда был исполнительным директором Всеукраинской сети людей, живущих с ВИЧ (сокращенно – ЛЖВ). Он предложил развернуться в их офисе на Межигорской.

Когда начались травмы, столкновения, жертвы, мне позвонил Женя Найштетик и говорит: слушай, есть такая идея – организовать подпольный госпиталь. Я говорю: идею поддерживаю. Это было где-то 20-21 января, – вспоминает врач-иммунолог Федор Лапий, который был на Майдане с первого дня и получил травмы при разгоне 30 ноября.

Федор Лапий. Фото: Макс Левин

Найштетик говорит, что госпиталь удалось полностью развернуть за 8 часов.

Когда мы приехали, окна там уже были заклеены, выносили столы, – рассказывает Федор Лапий. – Мы начали думать, где что делать. Положили на пол матрасы – где-то 12 штук. Потом сделали операционную – повесили лампу, застелили столы. Начали собирать лекарства. Порасставляли препараты, проверили, что у нас с перчатками и капельницами. Распределили обязанности: кто оказывает помощь, кто сидит за компьютером и координирует доставку больных и раненых, кто охрана. Нас было примерно 15-20 человек. Костяк – это ЛЖВ, были друзья и знакомые врачи. Так я попал в команду заговорщиков.

Нужно было поддерживать конспирацию: двери и окна были плотно заклеены, осталась только маленькая дырочка, через которую наблюдал за улицей дежурный – а как раз по этой улице на Новые Петровцы ездил “Беркут” и все остальные.

Далее “подпольщики” определили, кто будет координатором на Майдане, чтобы забирать людей в госпиталь. Нашлись люди, которые откликнулись и сказали, что они имеют возможность разложить сиденья, накрыть одеялами и вывезти с Майдана. Но обязательно должны предварительно известить об этом госпиталь.

Первый пациент

Около 12 решили лечь поспать, потому что понимали, что потом сна может не быть. А в 3 ночи – звонок. К нам везут, – вспоминает Лапий.

Первого пациента звали Ростислав – это был “автомайдановец”, которого избил “Беркут” в Крепостном переулке. “Занесли его на одеяле – он такой скрученный, избитый. Мы обезболили его, смотрим – плечо или вывихнуто, или перелом. Возможно, разрыв печени или селезенки. А рентгена у нас нет,  проверить никак”, – рассказывает Федор Лапий.

Фото: Федор Лапий

Парень рассказал, что его достали из машины, затянули в Мариинский парк и прыгали по нему, – продолжает Лапий. – То есть, перелом вполне вероятен. Я позвонил Олегу Пилипчуку – это травматолог из больницы на Богатырской. Попросил его приехать посмотреть. Он приехал, говорит – вывих. Но не слышно правое легкое. И надо делать рентген, УЗИ. Но все, что мы могли – это только контролировать давление, потому что если начнет падать давление – значит, есть внутреннее кровотечение.

В конце концов Ростислава переправили в больницу в Обухове на обследование. Рентген показал перелом ребра, оно пробило легкое.

Появление второго пациента подпольного госпиталя

После Грушевского наступил период затишья. В госпиталь привозили в основном контуженных или тех, кто надышался дыма от шин на Грушевского. Кто перемерз, кто кашлял.

Затем Найштетик где-то раздобыл портативную рентген-установку. Но быстро ее забрал в другое место – он развернул еще один подпольный госпиталь в подвале магазина издательства “Наш Формат” на бульваре Шевченко.

Новый госпиталь Найштетик открыл вместе с Владом Кириченко, который выгонял его за периметр Майдана.

Мы решили перегруппироваться, потому что помещение ЛЖВ было очень неудобным – единственный выход через лестницу, ментовка рядом, – объясняет Найштетик. – И тогда Владислав Кириченко, владелец “Нашего формата», предложил открыться у него в издательстве. Это было чистое подполья – подвал. Также рядом были подстанция “Медикома” и 18-я больница. “Медиком” помог – у нас был один случай реанимации, мы ввели сыворотку, и на нее у пациента началась серьезная анафилактическая реакция. Наши врачи не справлялись, и тогда мы вызвали “Медиком” просто как скорую помощь. В других случаях справлялись сами.

На рентген была огромная очередь – ведь его не было больше ни в одном майдановском учреждении. “Мы переправляли пациентов с уже установленными диагнозами за пределы Киева, в том числе, Киевской области. Были договоренности с главными врачами”, – рассказывает Найштетик.

Евгений Найштетик в подпольном госпитале в “Нашем формате”. Фото: facebook / Eugene Nayshtetik

Всего в госпитале “Нашего формата” работало около 65 врачей и медсестер, была своя аптека, два операционных стола. В какой-то момент их хотели накрыть – и выслали для этого группу титушек. “Но Самооборона Майдана к нам приставила охрану, и они этих титушок погнали по проспекту Победы”, – говорит Евгений.

18 февраля в Мариинском парке

18 февраля утром мы были в Мариинском парке, – вспоминает Александр Черныш. – Все было более или менее спокойно до попытки штурма в районе Арсенальной. А самая жесть началась, когда “Беркут” пошел в атаку в Крепостном переулке. Было очень много избитых с чрезвычайно тяжелыми ранениями. По некоторым было видно, что они не выживут.

На вопрос, скольким раненым ему пришлось оказать помощь в тот день, отвечает, что, конечно, не помнит точно, но ближе к сотне.

Екатерине Корнийко в тот день удалось прорваться сквозь оцепление “Беркута” к стенам Верховной Рады, где лежало много убитых майдановцев. Она вспоминает, что предоставляла им помощь, когда увидела движение у одного из автозаков, в котором милиция держала раненых. “У автозака стоял милиционер, который никого не подпускал. И какая-то боевая женщина схватила его прямо за интимное место, таким образом его оттянула в сторону и открыла дверь автозака. Мы с ней вместе заскочили внутрь к раненым и закрылись. Кроме раненых внутри было два милиционера, я сказала им: “Я медик и я здесь, чтобы предоставить людям помощь». Мне разрешили, сначала я забинтовала одного из раненых. Затем нужно было оказать помощь другому, у которого были очень серьезные ожоги. Мне пришлось открыть нашатырь, и тут я поняла, что это моя возможность создать для милиционеров такую ситуацию, когда они не смогут находиться в этом автозаке – потому что они отреагировали на нашатырь очень резко. Я как бы случайно пролила всю бутылочку, запах был очень сильный, прибежал их начальник: “Что происходит? Вы вообще кто такая? “К счастью, у Екатерины с собой было удостоверение Красного Креста. И ей удалось уговорить “Беркут” отпустить вместе с ней и коллегами около 20 раненых, находившихся в окружении.

Фото: facebook / Katya Tomasello Korniyko

Страшная ночь

“Страшная ночь”, “тяжелая ночь”, “ужасная ночь” – так говорят о ней те, кто остался на Майдане с 18 на 19 февраля.

18-го февраля мы работали у Стеллы, выносили раненых, – рассказывает глава Мотохелп Дмитрий Буренин. – Потом под горящими профсоюзами ловили парня, который прыгал – вместе с двумя протестующими мы натянули что-то типа брезента, чтобы его поймать. Было много пострадавших с ожогами – мы не могли им особо нечем помочь, только эвакуировали к скорым.

Раненых было очень много. “Был парень с огнестрельным ранением – одну дырку зажали руками, а с другой ничего особо не могли сделать, так как это было ранение в живот, – вспоминает Буренин. – Принесли его на перекресток, где скорые стояли, а скорых нет, – увезли других раненых. Начали нести его сами вверх по улице, там встретили скорую, загрузили его. Но он не выжил. Это был герой Небесной сотни Виктор Швец”.

У меня при каждом штурме было ощущение, что сейчас нам дадут по голове, – говорит Буренин. – Вообще не знаю, как Майдан выстоял. По логике вещей, нас должны были дожать в ту ночь. Почему этого не произошло – для меня осталось загадкой. Когда мы увидели, как бегут силовики – это было что-то невероятное, такое только в комиксах бывает.

Фото: EPA / UPG

18 февраля в подпольном госпитале

По состоянию на утро 18 февраля госпиталь на Межигорской было частично свернут – пациентов было мало. Но был список медиков, готовых приехать при необходимости. Федор Лапий вспоминает, что очень многие его коллеги хотели помогать, и с радостью соглашались примкнуть к группе врачей в подполье.

Началось “Мирное шествие”, и мы все в прямом эфире смотрели, что происходит. Как только стало понятно, что будут жертвы, мы все поехали в свои госпитали. Тогда же метро прекратило работу, были ужасные пробки. Ходили слухи, что перекроют мосты, объявят комендантский час. К Межигорской мне удалось добраться только в 9 вечера, – вспоминает Лапий.

В течение часа врачи развернули госпиталь.

Из Мариинки привозили убитых, у некоторых были выбиты глаза. У одного парня из Мариинского – полностью расквашенным было лицо. Сказал, что мент просто бил его по голове молотком. Парень из Харькова лежит, голова вся разбита. Звонит телефон. “Это бабушка. Мне конец”.

Подпольный госпиталь на Межигорской. Фото: Федор Лапий

Затем последовали ожоги и простреленные конечности. Горел дом Профсоюзов, привезли парня, который упал с пятого этажа на сетку. “Он весь в синяках, говорит, упал, лежу, а тут снизу “Беркут” подошел. Слышу, один говорит обо мне: “О, он жив, сейчас поднимусь и сброшу, здесь добьем. Я как вскочил, как побежал по сетке вдоль Дома Профсоюзов, подбежал к концу, там упал на наших, меня подхватили и привезли сюда”, – рассказывает Федор Иванович историю парня.

Это была тяжелая ночь. Честно говоря, в какой-то момент начали трястись ноги и руки. Из Октябрьского привезли парня в прострации. Сказал, что офицер достал пистолет и выстрелил его другу прямо в грудь, – вспоминает врач.

Некоторые ранения были очень тяжелые. Врачи отгоняли от себя мысли о том, что они будут делать, если кто-то из пострадавших умрет – вызвать милицию? Выбрасывать тело на улицу? Но, к счастью, всех пациентов удалось спасти.

Счастливый дядя

Привезли дядьку – обгоревшего, обожженного, забинтованного через грудь. Мы его попросили посидеть – у нас все было занято, приносили в одеялах людей с ожогами и огнестрельными ранениями, – вспоминает Лапий. И продолжает:

Так это дядька сидел-сидел, а потом ребята начали его разматывать. Видим – у него в лопатке дыра и кусок мяса вырван. Ну, хирурги посмотрели, не понятно, что это, но можно продезинфицировать и зашить. И здесь дядя спрашивает: “Ребята, а что у меня за гуля в шее?» «Какая гуля? Была она раньше?» «Нет, раньше не было”. Здесь уже весь госпиталь сбежался смотреть – на шее что-то тверденькое и движется. Достаем – а это пуля … Вот та, что моторы пробивает.

Дядя в рубашке родился. Он был в бронежилете, а когда стреляли по нему, то повернулся спиной и наклонился вниз. Пуля под кожей прошла и в шее застряла. Если бы он стоял – капец бы был, – говорит Лапий.

И сама пуля. Фото: Федор Лапий

Ну, мы в пакет ему положили пулю, промыв спиртиком, – продолжает Лапий. – Он себе смеется, мы налили ему немного спирта, пошли к другим пациентам. Они шли нескончаемым потоком. Родители звонят: “Федя, ты не там?” “Нет, я дома”. В какой-то момент я действительно поехал домой ненадолго, возвращаюсь, спрашиваю: “Как наш пациент?» «Сидел тут, – говорят. – Плакал. Дошло”.

За спинами у ВВшников

Тем временем группа волонтеров Красного Креста, в состав которой входил Александр Черныш, пыталась попасть на Майдан:

– Мы попытались спуститься по Институтской, но попасть на Майдан не смогли. Остались за спинами бойцов внутренних войск, “Беркута” и СБУ. Началась следующая фаза противостояния, мы оказывали помощь в основном ВВшникам.

Черныш вспоминает, что ранения у них были преимущественно не тяжелые: “Помню, они пытались получить какую-то царапину, чтобы “свинтить” и посидеть. И таких раненых в какой-то момент собралось человек двадцать. Пока не пришел их командир и не погнал их обратно в строй. Но были и серьезные ранения, некоторых из бойцов забирала скорая. Одного парня забрала – у него было что-то с ногой, и он очень радовался тому, что для него все закончилось”.

Вообще бойцы ВВ не слишком рвались в бой, – продолжает Черныш. – Но были и другие подразделения. Помню, как мимо нас промаршировало подразделение с тяжелым стрелковым оружием, пулемётами – они шли на штурм Дома профсоюзов. Было очень страшно.

Фото: EPA / UPG

20 февраля

20 февраля мы были на Институтской, но уже потом, после. Тарас специально нас мариновал – в хорошем смысле, не хотел, чтобы мы собой рисковали, – вспоминает Буренин. – Там более, что один из волонтеров Красного Креста на тот момент уже получил ранения на Институтской – Роман Котляревский. Пуля снайпера попала ему в бедро, и повезло, что именно в бедро – Роман в этот момент как раз поднялся на ноги.

Екатерина Корнийко была в одной группе с Романом Котляревским. Они поднимались Институтской к гостинице “Украина”, на тот момент снайперы уже стреляли: “Началась паника, все бегут в разных направлениях, кричат, все стреляют. Кук тогда руководил нашей группой, он сказал: “Да, сейчас все серьезно, делаем перебежки между деревьями, хлопок – перебежка, хлопок – перебежка”. В какой-то момент кричит Рома, я подбегаю, там уже куча людей. Кругом в мире, когда страшно, люди убегают, а украинцы, наоборот, сбиваются в кучу. Роману прострелили ногу как раз когда он возле Устима Голоднюка присел”.

Эвакуируют раненого Романа Котляревского. Фото: Майдан 18-20 февраля. Как все было.

Когда стрельба закончилась, Логинов направил в гостиницу “Украина” отряд Мотохелпа. Там они помогали медикам и сдерживали панику.

Потом нас попросили вынести погибших, – рассказывает Буренин. – По роду нашей волонтерской деятельности мы часто сталкиваемся с погибшими, не впадаем от того в ступор. Но мы не ожидали, что будем нести погибших от гостиницы Украина через весь Майдан. Это было очень трудно эмоционально. Люди сделали живой коридор, кто-то плакал, кто-то молился, падал на колени. Все кричали: “Героям Слава!”. Было впечатление, что это единый организм, и его часть умерла.

Дмитрий Буренин. Фото: архив Красного Креста

Федор Лапий вспоминает, что 20 февраля такого количества пациентов в подпольном госпитале уже не было: “Хотя мы были готовы, ждали в госпитале. Дело в том, что утром 20-го, когда начались расстрелы, много больниц наконец заявили, что им пофиг руководство, они принимают пациентов. Начался переломный момент. Академия медицинских наук заявила, что они принимают всех раненых. Где вы раньше были? Теперь все герои”.

21 февраля Янукович сбежал, и мы начали сворачиваться. Потребности в существовании подпольного госпиталя больше не было. 22-го выписали последнего пациента – “афганца”, раненого гранатой, – говорит Лапий и продолжает:

“Я вернулся домой, закрылся в комнате и впервые за три месяца выпил алкоголь – весь Майдан не пил – чтобы ГАИшникам не к чему было придраться. А потом три часа рыдал”.

Фото: Макс Требухов

После Майдана

Тарас Логинов сразу после Майдана начал создавать отряды быстрого реагирования во всех крупных городах Украины, ездил на Донбасс с гуманитарной помощью.

Александр Черныш успел посидеть “на подвале” в Донецке, когда поехал туда с миссией Красного Креста.

Госпиталь в “Нашем формате” просуществовал до мая – “было много пациентов, которым было непонятно что делать”, – объясняет Найштетик.

Евгений Найштетик и Геннадий Друзенко вместе основали Первый медицинский госпиталь им. Пирогова, о котором много писали. Сейчас, правда, Найштетик уже не имеет к нему отношения (он развивает свой бизнес), и Друзенко пошел в политику.

Федор Лапий по-прежнему работает в Институте Шупика, помогает детям, занимается просветительской работой.

Владимир Курпита из ЛЖВ пошел на государственную службу – руководит Центром общественного здоровья.

Олег Мусий не просто так занимался построением вертикали – после Майдана возглавил Министерство здравоохранения. Правда, там ему выстроить вертикаль не удалось, и очень быстро он ушел в отставку, а затем – продолжать свою политическую деятельность в Верховной Раде.

Екатерина Корнийко год назад переехала жить в США – к своему мужу, с которым они познакомились на премьере того самого фильма “Зима в огне”.

Тарас Логинов говорит, что, конечно, думает о том, что можно было сделать иначе. “У меня теперь, конечно, значительно больший опыт, и думаю о том, как можно было организовать нашу работу. Хотя это бессмысленно, ведь в каждой новой ситуации все по-другому “.

“Конечно, я часто вспоминаю эти события, – говорит Александр Черныш. – Например, на Крепостной переулок я больше не хожу. И Мариинский парк для меня не место для прогулок. Был после этого в Доме офицеров – потом всю ночь были флэшбеки, вспоминались ранения эти ужасные … Иногда думаю, а что было бы, если бы я что-то сделал иначе? Возможно, спас бы еще кого-то? А, возможно, и нет. Бывает, лежу ночью, прокручиваю это все в голове”.