Правоохранительная реформа должна начаться с криминального блока, переаттестации следователей и оперативников. Надо изменить систему оценки эффективности, – говорит юрист Евгений Крапивин.
– Украинский Хельсинский союз по правам человека считает преследование Сергея Стерненка политически мотивированным. Согласны?
– Да. Прежде всего из-за затягивания дела. Более двух лет никаких действий в этом уголовном производстве. И вдруг – после смены генерального прокурора – Стерненко сообщили о подозрении.
– Что в этом деле вас беспокоит больше всего?
– Дело Стерненко – о превышении пределов необходимой самообороны и то, как люди должны защищаться от вооруженных нападений. Это больная тема для украинского уголовного права. Потому что на уровне законодательства лицо имеет право на самооборону. А на практике это сложно доказать. Судмедэксперты часто необъективны. Суды встают на сторону жертвы. Правда, в случае Сергея дискуссия идет вокруг вопроса: когда был нанесен смертельный удар – в момент нападения или позже.
Евгений Крапивин, 26 лет, юрист. Родился 22 января 1994 года в Николаеве. Родители – инженеры в области кораблестроения. Окончил Академию адвокатуры Украины по специальности “правоведение”. В то же время работал в организации, специализирующейся на мониторинге деятельности органов правопорядка в Украине. С 2014 года – эксперт Реанимационного пакета реформ. Приобщался к реформе полиции, участвовал в подготовке законопроектов, работал с комитетом Верховной Рады по вопросам правоохранительной деятельности. 2019 г. – специалист в Экспертном центре по правам человека, готовил аналитику в сфере уголовной юстиции. С начала 2020-го работает в Центре политико-правовых реформ, отвечает за направление уголовной юстиции. Слушает классическую музыку, любит биографические фильмы. Увлекается бегом, ездит на велосипеде. Разведен. Детей нет
– Какие недостатки системы обнажает эта история?
– Судебная практика сложно признает право человека на самооборону. На Сергея нападали трижды, пока один из нападавших не погиб. При этом Стерненко обращался в правоохранительные органы, чтобы ему предоставили охрану. Но закон о защите участников уголовного судопроизводства полумертвый. Сергею отказывали.
– Чем процесс над Стерненком может стать для украинского общества?
– Протесты будут продолжаться. Каждый участник выходит за свое. Кто-то – за право на самооборону. Кому-то не нравится полицейский произвол. Кто-то считает это дело наступлением на общественных активистов.
Стерненко за последние годы стал медийным человеком. И это не столько его заслуга, сколько политиков. За пол года не было ни одного заседания Комитета по вопросам правоохранительной деятельности, где Максим Бужанский из “Слуги народа” и Илья Кива из “Оппозиционной платформы – За жизнь» не говорили бы, что “генеральный прокурор покрывает Стерненко-убийцу”.
– Какие политические бонусы это им дает?
– Выбрали удобный кейс для давления на тогдашнего генпрокурора Руслана Рябошапку. В его сторону звучала критика и за неподписание подозрения пятому президенту Петру Порошенко. Когда генпрокурором стала Ирина Венедиктова, оба дела сдвинулись с места. Что свидетельствует о политическом аспекте. В прошлом году на конференции по правам человека ОБСЕ в Варшаве наблюдал, как группа русскоориентированных организаций использовала эту историю как универсальный аргумент. Мол, в Украине разгул преступности, праворадикалам все разрешено.
– В Кагарлыке Киевской области полицейские в участке изнасиловали женщину. Агрессия среди правоохранителей является нормой?
– Этот случай резонансный только потому, что не только пытали, а было изнасилование. Это слишком даже для системы, где физическое и психологическое давление во время расследования – обычная практика. Система ориентирована на признание.
От полицейских требуют показателей раскрываемости. Эффективность работы оценивают по советскому принципу – “палочной” системе. Нет возможности выступать против этого и не быть уволенным, наказанным.
– Переаттестация кадров в 2015-2016 годах не помогла?
– Она была провалена. 93 процента полицейских ее прошли. А половина из тех 7 процентов, которых уволили, возобновились через суд. Преимущественно – руководители.
Это произошло из-за сопротивления изменениям руководства Министерства внутренних дел. Они инициировали, чтобы в состав аттестационных комиссий входили не только представители общественности, но и полиции. У последних был решающий голос. Это лишило комиссии эффективности. Суды не учитывали причины увольнения, восстанавливали всех подряд.
– Кто должен контролировать психическое и психологическое состояние правоохранителей?
– Для приема на службу надо получить справку от психиатра, что здоров, на учета не стоит. С 2016-го проходят еще и полицейскую комиссию. Во время собеседования должны определять, склонен ли человек к агрессии. Но это формальность.
Штатные психологи работают только при главных управлениях. Как правило, к ним не обращаются. Потому что это негативно влияет на репутацию и кадровую перспективу. Мол, работник не может справиться со стрессом на работе. Полицейские часто за свой счет оплачивают сеансы частных психологов. Системной поддержки для них нет.
– Как полицейским не поддаться профессиональной деформации?
– Такая есть повсюду. Но существуют люди, которые терпят физическое насилие.
Пытками занимаются отдельные категории полицейских – оперативники, участковые инспекторы. Последние работают в маленьких общинах. Там толерантность к агрессии, избиению считаются нормой.
В отделении пытают один-два человека. И все следователи их знают. Если задержанный не признается и противодействует следствию, то он идет к коллеге, который может «разговорить». Следователь не пытает, но является соучастником.
– Как исключить такие случаи?
– Реформирование полиции постепенно минимизирует риски пыток. Уголовный процессуальный кодекс 2012 года ввел революционную норму, так называемую непосредственную оценку доказательств судьей. Неважно, что человек наговорил на предварительном расследовании, сколько раз признался. Если на суде отрицает, следствие будет искать другие доказательства. Предыдущие не могут быть в основе приговора.
Также Верховный суд запретил практику, когда допрос-признание маскировали под следственный эксперимент. Но она все равно существует в судах низших инстанций.
С 2013 года полицейских обязали во время каждого задержания вызывать бесплатного адвоката, что тоже уменьшило уровень давления.
И одна из ключевых проблем в уголовном блоке остается без решения. До сих пор работу следователей, оперативников, прокуроров оценивают по динамике показателей раскрываемости. Если положительная – им дают премии. Отрицательная – жди дисциплинарные взыскания, а то и увольнения. Хотя руководство МВД это публично отрицало. В 2015-м даже отменили приказ, которым была установлена эта система.
У отделения полиции в Переяславе-Хмельницком Киевской области люди оставили игрушки, из детских кубиков выложили слово “убийцы” после гибели 5-летнего Кирилла Тлявова. Мальчик умер 3 июня прошлого года от ранения в голову. В него попал лейтенант патрульной полиции Иван Приходько, когда неподалеку стрелял по банкам. Сейчас его держат под стражей. Обвиняют в убийстве по неосторожности. Оружия, из которого стрелял, до сих пор не нашли. Автор: narodna-pravda.ua
– Почему эти инструменты не подействовали?
– Есть несколько причин. Первая – не предложили альтернативы. В законе о Нацполиции написали, что основным критерием оценки эффективности работы полиции является доверие граждан. И приняли постановление Кабмина: ежегодно должен проводиться опрос независимой социологической службой, которую заказывает государство на тендере. Дважды – в 2018-м и 2019-м – это делали украинские организации. Инициатива остановилась на уровне абстрактных цифр. Мол, доверяют 40 процентов. Но никто из руководителей следственных подразделений не понимал, что с этим показателем делать. Превратить его в управленческое решение невозможно.
В систему хотели заложить британскую модель, когда оценивают уровень доверия людей по регионам. Анализируют ответы, отслеживают динамику преступности, на основании которой и делаются выводы. И что важно – параллельно с криминологическим опросом – полгода людей избирательно опрашивают, становились ли они жертвами преступления, какого, обращались ли в полицию, какой была реакция. Эти все инструменты должны работать одновременно, чего нет в Украине.
Вторая причина – нагрузки. Следователь имеет до 300 производств одновременно. Этого физически не охватить. Рада приняла решение, что следователи должны передать расследование мелких преступлений, уголовных проступков другим работникам – патрульным, участковым. Оно до сих пор не вступило в силу.
Третье – безнаказанность правоохранителей. Пытки, незаконные задержания, фальсификация доказательств, нарушение права на защиту, привлечение заведомо невиновного лица к уголовной ответственности – это статьи Уголовного кодекса, по которым ежегодно регистрируют до тысячи производств в отношении полицейских. Этого мало, потому что есть другая статистика. Почти 2,5 тысячи человек обращаются за врачебной помощью после полицейских пыток. А сколько еще таких, которые замалчивают побои.
– Такие дела доходят до суда?
– Из тысячи – около 50 дел. Обвинительные приговоры получает половина – 25 работников. Большинство имеет условные наказания – минимальные сроки с отсрочкой.
Прокуратура расследовала такие преступления неэффективно. О чем постоянно говорил Европейский суд по правам человека. В 2018 году заработало Государственное бюро расследований, которое забрало подследственность таких дел себе. За прошлый год ничего в этой плоскости не сделали. Только сейчас, когда началась реформа Офиса генерального прокурора, создали департамент, который осуществляет процессуальное руководство по таким преступлениям. И за первую половину 2020 года число зарегистрированных случаев пыток со стороны полицейских возросло почти в пять раз.
– Как ситуация с полицейским произволом менялась последние 10 лет?
– Точной статистики нет. Считается, что плохой была ситуация до 2008 года. Тогда в МВД создали Управление по соблюдению прав человека. Начали проверять участки, изоляторы временного содержания. Искать людей, подвергшихся пыткам. Об этом начали говорить. Когда есть резонанс, система старается не злоупотреблять. Такое максимально скрывают.
В 2014-2015 годах полицейские боялись применять силу. Был постмайданный страх, что люди могут восстать. До Революции достоинства мы имели миллион случаев превышений полномочий со стороны полиции, пыток, по данным Харьковского института социологических исследований. Сейчас эти показатели уменьшились вдвое. Однако цифры условные, потому что есть вопросы к методологии исследования.
– Должен ли был министр внутренних дел Арсен Аваков уйти в отставку после громких скандалов с полицейскими – в Кривом Озере, Кагарлыке и Переяславе?
– В Европе, когда происходит что-то позорное, руководители полиции, министерств уходят в отставку. Эту культуру создавали веками. Наивно надеяться, что наши руководители ведомств вдруг начнут ей подражать.
Аваков занимается не своими обязанностями. В 2015 году в Украине разделили полицию и Министерство внутренних дел – деполитизировали первую. В Европе за министром оставили только функцию формирования государственной политики. То есть он должен заниматься реформами, ходить на заседание правительства. Но не вмешиваться в оперативное управление полицией, уголовные производства.
А получилось, что за Аваковым остались ключевые кадровые полномочия. Он назначает начальника Нацполиции, согласовывает его заместителей и всех руководителей в областях. По сути, главные управленцы в полиции назначены по квоте министра.
– Почему Аваков остается министром уже в пятом правительстве? В чем секрет его влияния? Ему не доверяют 74 процента украинцев, по данным Центра Разумкова.
– В Украине существует кланово-олигархическая политическая система. Аваков – ее часть.
– Как восстановить доверие к полицейским?
– Люди готовы доверять части полиции. Патрульным, участковым, ювенальным инспекторам.
Универсальный рецепт – комплексная системная реформа, которая должна начаться с уголовного блока. Переаттестации следователей и оперативных работников, обновления кадровых процедур. Надо изменить систему оценки эффективности. Пересмотреть условия работы полицейских. В целом их статус слаб и по денежному обеспечению, и по социальным гарантиям. До сих пор не предусмотрено медицинское страхование, имущественное – на нуле. Разбить авто – не самое страшное, что может произойти на службе.
– Каким должно быть обеспечение полицейских?
– Вопрос не в размере зарплаты, а в принципе начисления. Плата полицейского на 70 процентов состоит из премий. Их урезают, если подчиненный, например, поссорился с руководителем. Условные 14000 превращаются в 4. Среди причин увольнения большинство бывших полицейских вторым или третьим пунктом указывали именно депремирование. Надо установить ставку. Все новые органы правопорядка – Госбюро расследований, Национальное антикоррупционное бюро – или работают без премий, или получают премию не более 30 процентов от зарплаты.
– Похоже, что изменения в полиции завершились переформатированием патрульной службы. Реформа провалилась?
– Да. И реформа патрульной полиции не достигла целей. Но улучшила ситуацию. По меньшей мере – набрали людей, получили материальное обеспечение – машины, оружие, технические станции, уменьшили уровень коррупции на дорогах. Осталась проблема с высокой смертностью среди автомобилистов. Три года – до 2018-го – вообще не фиксировали превышение скорости. Затем появились лазерные радары TruCAM – так называемые фены. С 1 июня в Киеве заработала автофиксация. Пока не ясно, насколько она действенна.
– Основной задачей патрульных называют обеспечения порядка на улицах и привлечение к ответственности за админнарушении.
– Здесь ничего не сдвинулось с места. У нас Кодекс об административных правонарушениях 1984 года – советский артефакт. Позволяет избежать ответственности из-за затягивание сроков, отсутствия детализированных протоколов, составленных полицейскими. Из 8000 протоколов за нарушение карантина 90 процентов завершились ничем. Патрульные или не на тех субъектов его составляли – например, на продавщиц, а не владельцев торговой точки. Или недостаточно подробно выписывали, в чем заключается нарушение.
Хотя есть и положительные показатели. В частности, по домашнему насилию. Ранее обидчика могли задержать на три часа. Сейчас полицейские могут выдать предписание, запрещающее ему в течение 10 дней приближаться к жертве.
– В 2014-м Украина пыталась провести быстрые реформы по “грузинскому варианту”. Почему не удалось, что сделали неправильно?
– По инициативе МВД разработали стратегию реформирования органов внутренних дел. Этот документ утвердило правительство, его начали выполнять. Имел шансы стать успешным. Но весной 2015 года в Украину приехал “грузинский десант реформаторов” – Эка Згуладзе, Давид Сакварелидзе, позже – Хатия Деканоидзе, которым поручили изменить правоохранительную систему. Они отвергли предыдущие наработки и начали внедрять собственный сценарий. Их идея об обновлении кадров была частично ложной. В Грузии поменяли 15 000 полицейских, в Украине нужно было 130 000. Одно дело набрать патрульных – эти должности, по сути, не требуют квалификации, кроме среднего образования. Другое – оперативников, следователей. Также возникло сопротивление в верхушке МВД. Поэтому кадровые изменения произошли только в патрульной полиции.
Среди новых полицейских надо было найти руководителей. И предусмотреть для патрульных карьерный рост. Все, что сделали реформаторы, это создали Академию патрульной полиции. Часть новых кадров выдвинули на руководящие должности и назвали реализацией карьерного роста. Это была профанация. Время для быстрых изменений после Майдана потеряли.
– На чем должна строиться реформа полиции?
– Нужна государственная политика. С определением ответственного за ее проведение и сроками завершения.
Реформу нужно начинать со следователей и оперативных работников. Новые люди, новая система оценки, другие методы работы. Полиция общественной безопасности – патрульные, ювенальная превенция, участковые должны теснее быть связаны с общинами. Отчитываться перед ними, а общины – влиять на кадровые решения в местной полиции.
Полиция не существует в вакууме. В части расследования зависима от прокуратуры. И без ее реформирования не заставим полицию быть вне влияний.
Три года назад Кабинет министров одобрил стратегию развития МВД до 2020-му. В ней все написано, что необходимо для качественных изменений. Это прекрасный документ. Но он не выполняется. Нет политической воли.
– Как быстро можно было бы ожидать изменений, если бы политическая воля нашлась?
– Для старта достаточно недели. Например, после Кагарлыка МВД приняло решение во всем подразделениям полиции ввести систему Custody Records – полную видеофиксацию всех действий с задержанным лицом. Вмешаться в нее сложно. Это британский опыт. Хотя и не панацея. На нее нужны немалые ресурсы. Но, учитывая бюджет МВД, это может быть вопросом нескольких месяцев.
– Куда, по вашим ощущениям, движется Украина?
– Точно не в сторону полицейского государства. Главный предохранитель – протестная активность наших граждан. Они быстро “закрутят гайки” тому, кто захочет превратить нас в Россию.
Самые громкие скандалы, в которые попадала полиция за 6 лет
25 мая задержали работников Кагарлыцкого отдела полиции на Киевщине – оперуполномоченного 29-летнего Сергея Сулимк и начальника сектора криминальной полиции Николая Кузива, 35 лет.
Их подозревают в избиении и изнасиловании 26-летней Нели из села Ставы ночью накануне. Ее вызвали в качестве свидетеля по делу о краже из магазина. 10 часов полицейские издевались над ней в своем кабинете – надевали наручники, противогаз, стреляли из табельного оружия над головой. После пыток женщина пошла в больницу. Ее обследовали, о травмах сообщили в полицию. Началась служебная проверка. Кагарлыцкий участок после инцидента расформировали, работников отправили на переаттестацию.
3 июня в прошлом году в столичной больнице от ранения в голову скончался 5-летний Кирилл Тлявов из Переяслава-Хмельницкого Киевской области.
Смертельный выстрел совершил лейтенант патрульной полиции 32-летний Иван Приходько, по версии следствия. 31 мая с коллегой Владимиром Петровке, его сыном и другом Дмитрием Кривошеем в нерабочее время стреляли по жестяным банкам во дворе. Одна из пуль попала в камень и срикошетила в голову Кириллу, который играл возле своего двора. Дело расследовали как умышленное убийство. Затем переквалифицировали в убийство по неосторожности и хулиганство. Приходько могут посадить на 5 лет. За хулиганство всем грозит до 7 лет тюрьмы.
4 декабря 2016-го в селе Княжичи под Киевом во время ночной перестрелки между подразделениями погибли 5 полицейских. Группа оперативников пряталась в доме, ждала грабителей. В доме сработала сигнализация. Приехал экипаж полиции охраны. Они задержали оперативников. Освобождать своих нагрянул спецназ КОРД. Началась стрельба. Расследование продолжается.
24 августа 2016-го в поселке Кривое Озеро Николаевской области полицейские убили таксиста 32-летнего Александра Цукермана, когда приехали на вызов его жены. Просила успокоить пьяного мужчину. На него надели наручники, били резиновыми дубинками. Затем 4 раза попали из травматического пистолета в упор. Стрелял полицейский 28-летний Денис Ляхвацкий, по версии следствия. Приговора по делу пока нет.
7 февраля 2016 года патрульный Сергей Олейник во время преследования BMW застрелил пассажира 17-летнего Михаила Медведева. Полицейского обвинили в превышении служебных полномочий. Суд продолжается. Олейник вернулся на работу в полиции в апреле 2017 года.