Власть, умело используя войну, ставит украинцев перед непростым выбором: или смириться с ее цинизмом и жадностью, или дать волю гневу, рискуя при этом потерять даже ту условную независимость, которая есть сейчас.

Революционная ситуация — вещь странная и непредсказуемая. Можно сколько угодно ожидать ее, распознавать симптомы, прогнозировать, но ее появление все равно застанет врасплох. Потом, конечно, задним умом все примутся вещать: предупреждали, мол. И аргументы действительно будут выглядеть логично и убедительно. О прошлом всегда говорят убедительно — оно не сопротивляется и не реагирует.

Так вот о революционной ситуации. Помню, как в начале ноября 2013‑го участвовал в записи программы, где как раз шла речь о вероятности массовых протестов в ближайшее время. Все понимали, что ассоциацию с ЕС президент не подпишет, евроинтеграция нам не светит, поэтому возникал вопрос: и что? Как отреагирует общество? Насколько оно революционно заряжено? Эксперты в студии единогласно твердили — никакой революционной ситуации нет, общество аморфно, оппозиция не готова, власть сильна как никогда. Потом началась революция. Фамилий экспертов я не помню.

К чему я веду? О третьем Майдане стали говорить еще во время второго. Всем понятно, что результаты украинской революции оказались призрачными и противоречивыми, если, конечно, не считать результатом перестановки в коридорах власти и смену политической риторики. Система даже не пошатнулась. Политическая активность продолжает базироваться на популизме и тотальной коррумпированности. Быстро и ненавязчиво выработалась новая общественная конъюнктура, позволившая безболезненно пройти в политикум целой куче разного калибра шарлатанов.

Общественное давление и гражданские инициативы сдерживаются войной и угрозой дальнейшей российской агрессии. Власть научилась прикрывать войной все — безынициативность, слабость и непрозрачность своих действий, нежелание меняться самим и менять страну. Война по большому счету стала удобным аргументом для политиков разных рангов и лагерей. Одни используют ее в качестве инструмента обвинения, другие — оправдания. Неожиданным образом война превратилась в рычаг политического влияния и электоральных манипуляций — она сдерживает общественное недовольство, мобилизует патриотические чувства и отвлекает от социальных проблем. Она не заканчивается, в конце концов.

Как же быть с революционной ситуацией? Понятно, что ни одна война не оправдывает цинизм и прожорливость нашей политической элиты. Понятно, что война должна вызывать желание делиться, а не воровать, необходимость защищаться от врага, а не торговать с ним, рождать стремление к единству, а не жажду манипулировать общественным сознанием. И поскольку всего этого нет, то и речи нет о доверии.

Но тут возникает целый ряд вопросов. Хорошо — доверия к власти нет. Что же есть? Чувство ответственности. Ответственности за свою страну, за тех, кто сегодня воюет. Наверное, именно этой ответственностью и регулируется революционная ситуация. Выбирая между необходимостью тотального очищения власти и сохранением хоть какой‑нибудь стабильности (как бы двусмысленно это слово сегодня ни звучало), многие наступают на горло собственной песне, отказываясь от радикальных шагов и нового крестового похода на Банковую. Срабатывают защитные механизмы, инстинкт сохранения государственности. И власть это вполне устраивает. Мол, да, проблемы есть, противоречия есть, ответов на многие вопросы нет, но выступая сегодня против власти, ты выступаешь против государственности, ставишь под угрозу ее существование и перспективу. Поэтому выбирай: жить с нашими электронными декларациями в фиксированных границах или дать волю праведному гневу, рискуя при этом потерять даже ту условную независимость, которая есть на данный момент.

Такой себе блеф, который, впрочем, работает,— необходимость независимости перевешивает жажду справедливости. Другое дело, что отсутствие справедливости и стало в свое время толчком к выходу на улицы для сотен тысяч граждан. Оно же и сегодня определяет настроения украинцев: недоверие перерастает в неприятие, возмущение — в потребность действий, у компромисса существует своя грань, за которой и начинается революционная ситуация — когда верхи не могут, а низы не хотят.

Наша ситуация отличается разве что тем, что низы идут на определенные уступки, пытаются мыслить стратегически, просчитывать действия на два шага вперед. Низы в нашей стране вообще гораздо честнее и ответственнее, чем верхи. Они фактически тянут эту страну за себя и за тех, кто на их спинах дорвался до власти. Вот такая революционная ситуация. Верхи думают, что у них есть оправдания, время и основания уверенно смотреть в будущее. Но думают ли так низы? Не думаю.

***
Напомню, свое мнение на этот счет я высказал в статье «Нового Майдана в Украине боятся и Порошенко, и Путин» за 6 ноября.

Чуть позднее со мной, в принципе, согласился российский публицист Александр Сотник, дав знать, что «осиновым колом в гроб Путина будет свержение режима Порошенко»…