6 марта издание Financial Times опубликовало интервью с президентом Украины Петром Порошенко.

«Вести» представляют перевод данного  интервью с небольшими сокращениями.

Financial Times: С 2014 года Украина однозначно провела огромные реформы. Но на международном уровне присутствует ощущение того, что прогресс в области реформ замедляется или может приостановиться по таким ключевым вопросам как Антикоррупционный суд, который стал причиной задержки следующего транша МВФ. Имеют ли люди основания для таких опасений?

Петр Порошенко: Последние полгода были чрезвычайно активны в плане реформ. И если вы сможете найти другую страну в мире которая так много сделала, я был бы очень удивлен.

Потому что с сентября 2017 года у нас была образовательная реформа, реальная системная реформа. Мы изменили образование в советском стиле на западное, более интерактивное. Мы приложили огромные усилия, чтобы вернуть очень высокий потенциал украинской науки и образования.

Пенсионная реформа – никто не верил, что будет достаточно политической воли, чтобы перейти от системы пенсионного обеспечения в стиле популистов к системе, которая мотивировала бы людей платить официальную зарплату.

В течение 25 лет моя страна ждала нового закона о приватизации, который установил абсолютно новые стандарты приватизации, прозрачности, возможности для инвестора использовать британскую правовую систему, если он чувствует себя комфортно с этой позицией. Невозможно продать какой-либо объект большой приватизации без западных советников.

Затем реформа судебной системы. У нас была абсолютно зависимая и коррумпированная судебная система. Произошел полный перезапуск. Мы запускаем огромный пакет антикоррупционных мер. Прежде всего, мы представили абсолютно независимую антикоррупционную инфраструктуру, национальное антикоррупционное бюро. На мой взгляд, это абсолютно независимо, потому что теперь у нас есть уголовные дела против министров, начальников правительственных учреждений, правительств регионов, парламентариев, в том числе членов правящей коалиции. Только в 2017 году украинские суды приняли решения по 1 692 случаю коррупции. И парламент поддержал первое чтение закона о борьбе с коррупцией, инициированного президентом. И у нас почти есть конституционное большинство в поддержку моей инициативы.

Financial Times: Но законопроект о борьбе с коррупцией не полностью соответствует требованиям МВФ и Венецианской комиссии…

Петр Порошенко: Это я попросил эту комиссию о консультации. Это всего лишь рекомендация Венецианской комиссии, и она заявила, что это должно соответствовать национальному законодательству. Если кто-то может подумать, что иностранные доноры будут образовывать украинские суды, то это противоречит конституции.

Financial Times: Но если они являются кредиторами страны, то у них есть определенные права…

Петр Порошенко: И у нас есть парламент, и теперь, когда парламент поддерживает мой законопроект почти конституционным большинством, у нас есть возможность для обсуждения. И я абсолютно счастлив, если все наши партнеры смогут обмениваться аргументами и находить определенный компромисс.

Голосование получило чрезвычайную поддержку всех наших международных партнеров. Это был тест на то, достаточно ли у нас политической воли для голосования. Я ненавижу, что на это уходят месяцы. По правилам украинского парламента у нас есть две недели, чтобы подготовить какие-либо поправки, и я настаиваю на том, что парламент должен взять некоторое время, чтобы проанализировать все, найти компромисс и проголосовать.

И моя просьба парламенту: пожалуйста, сделайте это как можно скорее. Обсудите рекомендацию Венецианской комиссии. Мое единственное требование – соответствие конституции. Зачем? Потому что я являюсь гарантом конституции. И я ненавижу идею, что на следующий же день каждый может пойти в Конституционный суд и приостановить или отозвать этот закон. Это было бы катастрофой.

Financial Times: Если в законопроект будут внесены поправки, вы подпишете любые?

Петр Порошенко: Не с любыми. Просто у нас есть одно требование, конституция, больше ничего. Если может быть требование к квалификации судей, ОК. Если у нас есть некоторые требования к количеству судей, никаких проблем. Если у нас есть некоторые требования к количеству…

Financial Times: А независимость судей, а способ избрания судей?

Петр Порошенко: Определенно. Я абсолютно за независимый статус судей, независимый от властей, независимый от давления, независимый от политических деятелей, независимый от иностранных доноров. Это моя цель. Определенно, я думаю, что я делаю все возможное, и теперь у нас есть уникальная возможность в парламенте.
Если вы спросите меня, существует ли антикоррупционный суд в любой стране Европы, ответ будет довольно странным: только в нескольких странах. Но я принял решение, если это необходимо для доверия, но не международного доверия, а доверия украинского народа – мы должны это сделать.

Financial Times: Недавно вы сказали, что ни одной иностранной институции или другой стране нельзя позволять диктовать Украине законы…

Петр Порошенко: Нет, я с радостью принимаю советников.

Financial Times: Но если МВФ предоставляет финансирование, не имеет ли он права диктовать условия для такого финансирования, как в любой ситуации, когда банк дает кредит?

Петр Порошенко: Это так не работает. У нас есть меморандум о сотрудничестве с МВФ. И мы делали реформы не для МВФ, а для украинского народа и будущего моего государства. И я горжусь тем, что МВФ сказал, что за три года моего президентства мы сделали больше реформ, чем за предыдущие 25 лет. И я горжусь тем, что мы создали условия для борьбы с коррупцией с помощью системы электронных деклараций, которой не существует нигде в мире. Но это факт: 1,2 миллиона украинских государственных служащих заполняют электронную декларацию и несут ответственность за объяснение, где они получили свое состояние. Есть ли такое в Соединенных Штатах или Великобритании? Нет.

Financial Times: Украинский народ, однако, пока не ощущает изменений. Обеспокоены ли вы этим?

Петр Порошенко: Послушайте, я стараюсь реализовать самую масштабную программу реформ, которая когда-либо была у этой страны. Конечно, у нас были информационные кампании, кампании фейковых новостей. Когда я выиграл президентские выборы, у меня был очень большой рейтинг, и, если бы я хотел сохранить его, мне просто не нужно было войны, мне нужно было быть популистом. Но я откровенно сказал людям, ОК, мы собираемся сделать болезненные реформы, что и произошло за последние четыре года.

Я просто хочу напомнить вам несколько цифр. Когда меня избрали президентом, у нас был минус 15% рост ВВП, более 12% дефицит бюджета, более 50% инфляции, почти банкротство с резервами в размере 5 миллиардов долларов.

Курс валют, который искусственно удерживался предыдущим правительством – они заплатили огромную сумму, миллиарды и миллиарды долларов, чтобы искусственно поддерживать фиксированный обменный курс. Это значительно изменилось. Будут ли люди довольны этим? Нет.

Теперь это фактически плавающий обменный курс, что является главным достижением. Да, это было непопулярно, и люди иногда недовольны, но у нас нет денег, чтобы поддержать этот искусственный обменный курс.

Да, у нас есть значительное количество обанкротившихся банков. Нам нужно было сделать огромный шаг для очистки банковской системы, но у нас есть этот результат. И когда мы говорим о борьбе с коррупцией, конечно, мы должны создать антикоррупционную инфраструктуру, но главное мы должны устранить основу коррупции.

Какова была основная проблема, с которой раньше сталкивался любой инвестор? НДС Можете ли вы представить, что год назад я установил автоматическую электронную компенсацию НДС без каких-либо коррумпированных денежных потоков?

Можете ли вы представить, что в прошлом году мы вернули 1,5 миллиарда долларов, которые украл у украинского народа предыдущий президент? И сегодня аннулирован абсолютно коррумпированный газовый контракт с Россией, который был подписан в 2009 году, это было мое решение и решение моего правительства пойти в суд для этого.

Мы остановили манипуляции России, которая оказывает давление на Украину через коррумпированные цены на газ. Теперь люди недовольны тем, что они должны платить в три раза больше. Но я сказал, ОК, если не я, никто не сможет этого сделать. Теперь правительство должно выполнить свою часть работы.

Можете ли вы представить, что мы делаем это до выборов, когда все остальные являются популистами? Хорошо, если люди хотят популистов, если они хотят иметь экономику в венесуэльском стиле, они не должны поддерживать меня. Но я имею право говорить прямо.

Вы можете себе представить, что Украина потеряла 11 000 человек в войне на Донбассе из-за российской агрессии? 11 тысяч в 21 веке в центре Европы. 2 807 солдат моей армии были убиты. И я должен идти в каждую семью и просить прощения за это. Ваши дети – герои защиты суверенитета Украины. Можете ли вы представить, что я должен потратить 6 процентов своего ВВП, в катастрофических экономических условиях, на сектор безопасности и обороны?

Можете ли вы представить, что в 2013 году почти треть торгового баланса была торговля с Россией. И в одно мгновение торговля была резко остановлена. Это все равно, что, например, в один миг США закрыли бы свой рынок для Канады. Мы пытались выжить.
И в этой ситуации, я думаю, это не мое достижение. Это достижение украинского народа, который в этих условиях поддерживал украинского президента, украинское правительство и, конечно же, платил огромную цену из-за проблем, которые у нас были из-за российской агрессии. Для нас это мучительно.

Financial Times: Вы обеспокоены очень низкими рейтингами почти у всех авторитетных, основных политиков…

Петр Порошенко: Можете ли вы представить, что в этой ситуации у нас будет высокий уровень народной поддержки?

Financial Times: Но насколько велика опасность того, что на следующих выборах изберут популистов, а следующее правительство будет иметь совсем другой состав и не будет контролироваться реформаторами?

Петр Порошенко: Когда я меняю страну, я не думаю о переизбрании или рейтингах. Я думаю о своей стране и делаю все возможное, работая семь дней в неделю. Обычно я возвращаюсь домой поздно, после полуночи. Я не уверен, что у меня слишком много выходных суббот. Воскресений, но никогда суббот. Послушайте, я просто стараюсь сделать все возможное, чтобы изменить страну. Существует опасность популистских кампаний, безусловно, да. Извините, но это может произойти в любой европейской стране.

Financial Times: Уверены ли вы, за год до следующих президентских выборов, что вы сможете вернуть свой рейтинг и снова выиграть?

Петр Порошенко: Я могу гарантировать, что у нас будут абсолютно свободные и честные выборы.
Я прилагаю все усилия, чтобы реализовать максимальный пакет реформ, и я могу сказать, что это мой план на следующий год. Но я ненавижу идею, что буду бороться, а моей мотивацией будет переизбрание. Потому что, честно говоря, я не принял решения, буду ли участвовать в выборах. Это будет сильно зависеть от того, сколько будет сделано в этом году.

Потому что большая часть реформ, которые произошли два или три года назад, начинает показывать результаты в этом году. Там растет уровень жизни. Там – детенезация экономики. Там есть децентрализация, которая позволила огромному количеству власти и ответственности перейти в руки местных общин, а не центрального правительства.

Не только в армии происходит реформа, где мы тратим огромную сумму денег. Например, если вы посмотрите на дорожное строительство. В 2015 году у нас на него было 10 миллирдов гривен. В 2016 году – 20 миллиардов; в 2017 году – 30, а в 2018 году – 50 миллиардов долларов. И все делается при абсолютно новой государственной системе закупок – это спасло десятки миллиардов долларов. Вот почему мы увеличили местные бюджеты в семь раз во время децентрализации. Вот почему мы имеем некоторый скромный экономический рост.

Financial Times: Вы сказали, что еще не решили, будете ли вы баллотироваться в следующем году. Если вы не будете, разве это не увеличивает вероятность того, что какой-нибудь популистский кандидат может пройти?

Петр Порошенко: Я обещаю, что сделаю ответственный выбор. Я не позволю никому уничтожать то, что моя команда, я и, главным образом, украинский народ изменили за последние четыре года. Потому что мы заплатили огромную цену за Революцию достоинства, которая была ровно четыре года назад. И я был в самом опасном месте. Я был там ровно четыре года назад, когда началась незаконная аннексия Крыма. И, пожалуйста, учтите один очень важный факт – российскую гибридную войну.

Financial Times: Что касается России, «Нафтогаз» выиграл важное арбитражное дело против «Газпрома», но «Газпром» заявил, что он не будет этого соблюдать. И я понимаю, что сегодня давление в газопроводе снизилось. Каков ваш ответ?

Петр Порошенко: Я отношусь к этому очень серьезно. Мы находимся в суде, и для Украины это не дело о 4,6 миллиардов долларов. Это дело о том, может ли вообще Россия быть надежным поставщиком энергии, если она не соблюдает закон. Они не соблюдали международное право во время незаконной аннексии Крыма, во время агрессии на востоке моей страны, во время террористического нападения на рейс MH17.

Мы начали несколько судебных процессов из-за нарушения конвенции, начиная с финансирования терроризма и заканчивая… Крымом. Но если Россия не соблюдает закон и не соблюдает решения суда, я думаю, что в результате Россия будет полностью разрушена. Это не тот случай, с которым можно мириться.

Financial Times: Как Украина планирует реагировать?

Петр Порошенко: Мы начали, по моему поручению, немедленную консультацию между Украиной, Еврокомиссией и Россией. Потому что Украина будет самым надежным поставщиком газа с использованием нашей транзитной системы. Мы не позволим никому изменить это. Мы увеличили количество газа, который мы покупаем в Европе. И это очень опасно – когда мы получили счет, оплатили, а газ не был поставлен. У нас есть абсолютно четкая процедура в суде о том, что России должна понести за это наказание.

Financial Times: Если Россия не заплатит, будете ли вы заниматься российскими активами?

Петр Порошенко: Это вопрос для Нафтогаза, и, безусловно, они будут использовать все правовые инструменты, которыми они располагают. И, конечно же, у нас есть свои обязательства. Например, мы должны покупать не менее 4 миллиардов кубометров российского газа в год, что не находит широкого одобрения у украинского народа, который спрашивает, почему мы покупаем у страны, которая совершает агрессию против Украины. Но мы выполняем все решения суда. Мы делаем именно то, что предписывает суд.
И если Россия не подчиняется решению суда, то это будет нарушением правил международной торговли. Точно так же Россия полностью разрушила всю глобальную систему безопасности, которая была основана на Совете Безопасности Организации Объединенных Наций. Когда один из постоянных членов Совета Безопасности Организации Объединенных Наций становится агрессором, система безопасности разрушается. И у нас остается только одна эффективная система, НАТО.

Financial Times: Насколько вы обеспокоены тем, что Россия будет вмешиваться в украинские выборы и готова ли Украина противодействовать этому?

Петр Порошенко: Мы стараемся сделать все возможное, но мы считаем эту опасность чрезвычайно высокой. Также существует угроза нападений России. Конечно, я пытался защитить Украину от опасностей гибридной войны, включая систему их фейковых новостей и соцсети. Но у нас есть эффективное сотрудничество и стратегическая коммуникация с нашими партнерами, и я надеюсь, мы будем использовать опыт немецкого и французского законодательства против фейковых новостей.

Financial Times: Готовитесь ли вы к любому типу вмешательства на выборах?

Петр Порошенко: У нас есть очень широкий диапазон опасностей от России, начиная с того, что мы остановили более 400 терактов. Каждый должен понимать, что это не замороженный конфликт. Это настоящая горячая война. На нас нападают, каждый день они используют снайперов и пытаются убить моих солдат. Это абсолютно безумное поведение.

Они используют огромную армию провокаторов и агентов в социальных сетях. И поэтому я прибегаю к остановке российского телевизионного вещания и остановке российских социальных медиа, потому что они используют их для пропагандистской войны.

У нас есть эффективное сотрудничество со спецслужбами с нашими партнерами из США, Канады и Великобритании. Я горжусь тем, что у нас есть доверие. Но есть много работы, которую нужно выполнить.

Financial Times: Вы предложили план миротворцев для Донбасса. Президент России выдвинул скорее другое предложение по поддержанию мира. Есть ли возможность, что это могло бы стать основой для разрешения конфликта?

Петр Порошенко: Миротворцы просто создают пакет мер безопасности для реализации Минского соглашения 2015 года. Как может кто-нибудь, кроме дурака, представить, что мы можем провести свободные и справедливые выборы на Донбассе, когда там будут находится тысячи российских солдат? Кто-нибудь может представить себе избирательную кампанию в таких условиях? Могут ли политические партии Украины участвовать в этом, без средств массовой информации, без свободы прессы, без свободы собраний, без избирательного участка, где мы можем гарантировать безопасность.

Присутствие миротворцев в соответствии с мандатом Совета Безопасности Организации Объединенных Наций на всей территории может создать уникальное положение, которое является невозможным, пока там находятся российские оккупационные войска. Они должны выйти. Определенно, у миротворцев должен быть мандат, не на линии соприкосновения, а на всей оккупированной территории. У них должен быть мандат, по крайней мере, на разоружение незаконных вооруженных формирований и иностранных войск, как указано в Минском соглашении.
Миротворцы должны оставаться и контролировать часть украинско-российской границы. Зачем? Для прекращения проникновения новых войск и нового вооружения. И все остальное можно обсудить.

Financial Times: Считаете ли вы, что Путин, как только его переизберут 18 марта, может искать выход из Донбасса и может быть готов обсудить эти вопросы?

Петр Порошенко: Нельзя быть президентом страны находящейся в состоянии войны и не быть оптимистом. Я был оптимистом в гораздо более сложных условиях 2014 года. Более трех с половиной лет у нас были санкции как чрезвычайно эффективный механизм, чтобы побудить Путина сесть за стол переговоров.

И санкции работают, несмотря на российскую пропаганду, которая говорит, что Россия сейчас счастлива. Это неправда.
Мы здесь не агрессоры. У Путина есть его войска на нашей земле. И нам больше ничего не нужно, просто, пожалуйста, не могли бы вы убрать свои войска? Нам больше ничего не нужно.